Но:
1)Подарок для тех, кто читал «На всех хватит!
2)И ему понравилось.
3)Иначе вам вовсе незачем идти под кат.
4)И это не то, над чем я работаю сейчас.
5)И вообще, неизвестно, когда и чего из этого получится.
6)Вы все еще хотите под кат? Ну ладно.
...и вся федеральная конница.
186... подвал близь порта, Тим.
– Эй, Большой! Большо-ой!
Чего у Неда не отнять – так это голоса. С виду-то Мистер Худючка больше всего похож на оголодавшую вешалку, даже зимой, когда в пять слоев рванья кутается. Зато голосок у него иному гудку фору даст. Вот и сейчас орет он за добрых полквартала, а в нашем зеркале последний кусок стекла дребезжит.
– Большой!
Зеркала мне было жалко. Не для того я, считай, через весь город его тащил, чтобы оно через неделю от Недова вопля рассыпалось – для Молли. Так она разве только в воде могла на свою мордашку взглянуть, вода же в гавани известно какая – дохлую рыбу в ней хорошо видно и дерьмо разнообразное. А тут настоящее зеркало, в литой рамке и целого стекла в нем почти треть осталась, одним куском, хоть и треснутым.
– Ну-у Большо-ой!
Ближе крики не становились – похоже, Нед откуда-то бежал, а сейчас остановился рядом с лавкой Чилийца и надсживает глотку, пока ноги отдыхают.
– Большой, в самом деле, вышел бы ты к нему, – предложил Чак. – Он же не уймется.
Нед-то не уймется точно, упрямец он распрозверский. Да и зеркала жалко. Только...
– Выйти, говоришь, – произнес я. – А вы, значит, меня чинно-благородно ждать будете? Сложив руки на коленях и ни до чего на столе не притрагиваясь.
Молли сдавленно хихикнула.
Столом у нас в подвале работала половинка деревянного ящика, сегодня накрытая ввиду торжественности случая газетой – а на газете стояли три бутылки красного греческого вина и большая сырная голова. Вино, правда, было не очень – а если совсем откровенно, дрянь было вино – ну да особенных иллюзий насчет него я и не питал. Не первый год живем, и что за вино можно в подвале у старого Функеля прихватить, знаем хорошо. Греческое, французское... если оно Атлантику и переплывало, то не иначе как в виде чернил.
А вот сыр был настоящий, мы с Лео его вчера ночью с голландского барка сперли! Большая такая головка и запах от неё шел просто восхитительный – я пока нес, чуть на слюни не изошел.
– Большой, а хочешь, мы тебе твою долю отрежем? – взмахнул ножом Чак. – Прямо сейчас.
Вот эта идея мне уже понравилась больше.
– Бо-о-ольшо-ой!!!
– Давай, режь, – встав, я огляделся в поисках чего-нибудь подходяще-сумочного. – И бутылку одну я заберу!
– Эй, эй, мы так не договаривались, – возмущенно вскинулся Лео. – Бутылок-то три на четверых.
– А меня больше, – наклонившись, я подхватил с пола старую парусиновую сумку Рика-сказочника. Дыр в ней хватало, но не настолько здоровых, чтобы в них четверть сырины провалилась. – Если мерять в живых фунтах, мне вообще половина будет причитаться.
– Зато с нами остается дама, – возразил Чак.
– Ах, дама...
Дама. С дамой этой, если на то пошло, сам же Чак вчера из-за трески подрался.
– Ну раз дама остается с вами – значит вы двое, как настоящие джентльмены, с ней вином и поделитесь. Верно я говорю, Молли?
Молли смотрела на меня как-то... странно. Так, что мне даже вдруг не по себе от её взгляда стало. На миг, не больше – но пробрало.
– Возвращайся скорее, Большой, – тихо сказала она. – Пожалуйста.
– Можно подумать, – я осторожно – правый рукав уже неделю как держался на последних двух-трех нитках – натянул куртку, – куда деться могу.
Нед прямо извертелся, глядя, как я, не торопясь, поочередно прикладываясь то к бутылке, то к зажатому в ладони куску сыра, иду ему навстречу.
– Большой! Ты б еще через сто лет вылез! Ну!
– На, – протянул я бутылку, – глотку промочи для начала. И объясни толком, чего случилось.
– Шайка Белоглазого кого-то зажала! – Нед мазнул по рту рукавом и попытался, было, приложиться к бутылке еще раз, но попытка эта была пресечена мной почти сразу. – Вдесятером! На углу Корелли и Грин-стрит. Там и Гриф и Пьер и Марко-макаронник...
– А нам-то чего? – удивился я.
– Так они его в нашу сторону теснят! – выпалил Нед. – Ну, в смысле, наоборот, он в нашу сторону пробивается.
– Он? Один что ли? – не поверил своим ушам я. – Черт, Нед, ну... и какого, спрашивается, ты орал? Его наверняка уже достали.
– Большой, а не скажи! – горячо возразил Мистер Худючка. – Я тоже поначалу думал – вот ща он... ша подставиться и все. Минуту жду, вторую, третью... гляжу, Ларс похромал куда-то, а этот... которого зажали... ну, вся толпа потихоньку на нашу сторону движется. Дай глотнуть!
– Пасть открой, – на этот раз я решил не выпускать бутылку из руки, а просто на миг опрокинул её над разинутым ртом Неда.
– Все равно, зря ты орал. От угла до разбитой бочки футов триста. Против десятерых... девятерых, если без Ларса... это разве что мой папаша бы сумел. Ну, или кто-то вроде него.
– Большой, а пойдем, глянем! – от возбуждения Нед начал прыгать вокруг меня, звонко хлопая отваливающимися подметками. – Давай, ну давай! А если я прав и тот парень все же дерется, ты мне еще раз глотнуть дашь, идет?!
– А если он уже в сточной канаве валяется, – проворчал я. – Тогда ты у меня первую же встречную лужу досуха вылакаешь, идет?
Ворчал я больше по привычке – чтобы Нед не возомнил, будто меня по любой ерунде можно дергать. На самом деле глянуть на парня, сумевшего не только устоять хоть минуту – насчет трех Нед, скорее всего, заливает, чем он мерять-то их мог, минуты? – против лучших бойцов Белоглазого, да еще и порезать Ларса... я хочу это видеть, как говорил в подобных случаях дедуля.
Идти было недалеко – и отчего-то, завернув за угол паркеровской лачуги и увидев, как ребята Белоглазого широким полукольцом обступают кого-то у соседнего каменного забора, я ничуть не удивился. И тому, что их осталось только семь – тоже.
– Вот, я го... – торжествующий вопль Неда перешел в почти неразличимое клокотание, когда мои пальцы – слегка, очень осторожно, – начали смыкаться на его шее.
– Тихо. Держи бутылку. Допивай все. Быстро, – я убрал руку и Нед немедленно, даже не отдышавшись толком, присосался к горлышку.
– Теперь стой здесь и не высовывайся.
– Большой, а может, за Питом сгонять?
На миг я задумался. Пит с Джонни и Михелем сейчас у пристани, пока туда-сюда – здесь уже три раза все закончится. С другой стороны, пользы в драке от Мистера Худючки все равно не предвидится.
– Беги!
Нед испарился. Я отломил еще один кусок сыра, неторопливо перешел на противоположную сторону улицы. Прятаться нужды не было, парни Белоглазого по сторонам не смотрели – а хоть бы и смотрели. Нагнулся, выворотил из мостовой небольшой булыжник, положил его на подоконник, сняв взамен яблочный огрызок, и заслонил спиной. И лишь затем метнул огрызок в Марко – вполсилы, с расчетом, чтобы он в его косматой шевелюре застрял, а не отскочил.
Попал. Марко испуганно мотнул башкой, увидел меня... выпучил на пол-рожи свои маслины и дернул за рукав стоящего рядом Грифа.
Гриф оглянулся... и выругался. Длинно, затейливо – как-никак, девять месяцев оттарабанил не кем-нибудь: юнгой на корабле Её Величества.
– Что поделываем? – почти дружелюбно осведомился я – и приник губами к пустой бутылке.
Теперь на меня начали оглядываться и остальные – но резкий окрик Грифа тут же развернул их назад.
– Большой! – Гриф облизал губы, сплюнул.
– Большой... шел бы ты...
– Гриф... – я вскинул голову: лениво плывущие над крышами облака были примерно того же гнусного серого цвета, что и камни мостовой. К вечеру дождь ливанет, определенно. Подвал зальет... в прошлый раз Молли три недели кашляла.
– Ты вот у нас моряк, значит, в географиях разбираться наверняка умеешь. Объясни мне загадку: вы – здесь, а разбитая бочка, по которую граница считается – во-он там, – я махнул бутылкой вдоль улицы, – в сотне футов дальше. Может, я чего не понимаю?
Кортик в руке Грифа летал словно сам по себе – взад-вперед, прямой хват – обратный. Однажды он меня этим режиком уже полоснул – и сумел удрать прежде, чем я собрался размазать его по доскам причала.
– Шел бы ты, – повторил Гриф. – Это наше дело.
– Сто футов назад оно было вашим.
– Большой...
Узкая полоска стали мельтешила все быстрее, но я следил не за ней, а за свободной, левой рукой. И когда та вдруг поползла вниз, сквозь прорезу в штанине – неужели он и впрямь думал, что я не знаю про эти ножны? – я качнулся, схватил давешний булыжник и метнул. На этот раз – в полную силу.
Гриф, разумеется, успел пригнуться, только никакой пользы ему это не принесло – потому что целил я не в него, а в отвернувшегося Марко. Бум, хлоп, бдзинь – это я разбил бутылку о стену, оставшись с посверкивающим остриями горлышком. Шестеро против двух – играем?
Игры не получилось. Секундой позже один из парней Белоглазого – новенький, то ли Майк, то ли Марк – с диким воплем отлетел на середину мостовой, а из груди его при этом на добрых три ярда хлестнуло красным. Его сосед начал заваливаться набок – посвист, чавк, еще один фонтан... я секунд пять непонимающе пялился на остановившийся в каком-то ярде от меня странный круглый предмет, прежде чем до меня дошло: это – голова.
– Ну же, крысы помойные! Кто еще хочет отведать доброй подгорной стали?!
«Крысы» не хотели уже ничего. Шаг, другой они пятились – а затем бросились бежать.
Только теперь я, наконец, смог увидеть из-за кого же затеялось все это.
Чуть больше четырех футов ростом. В коричневом суконном кафтаничке и какого же цвета мешковатых штанах, аккуратно заправленных в зеленые остроносые сапоги. С большим заплечным мешком и бородкой, тщательно заплетенной в уйму мелких косичек. Синеглазый. Горбоносый. С небольшим походным топориком в руках.
Гном. Английский гном.
Два года, считай, их не видел, с весенней ярмарки в Ковентри.
Он деловито вытер лезвие о рубаху безголового трупа, убрал топор на боку – и пройдя десяток шагов, встал прямо передо мной.
– Ты помог мне, – забавно, но при почти двойной разнице в росте я не чувствовал, что смотрю на гнома сверху вниз.
– Ну-у... помог.
– Почему?
– Ну-у... так уж вышло, – вряд ли имеет хоть какой-то смысл пытаться объяснить ему тонкости наших взаимоотношений с шайкой Белоглазого.
– Вышло, – гном, чуть наклонив голову вправо, прошелся по мне взглядом сверху вниз и обратно.
– Вышло так, что я теперь твой должник, человек... или не-человек?
– Частично человек, – буркнул я. Текущую в моих жилах кровь великанов скрыть, мягко говоря, трудно.
Должник... интересно, удастся ли выцарапать из этого должника хотя бы тридцать долларов?
– Имя мне Торк, – последовавшая пауза была явно предназначена для меня.
– Большой имя мне, – пробормотал я.
– Да, маленьким тебя не назовешь, – удивительно, но произнося эти слова, гном даже не улыбнулся. А вот взгляд его стал другим... более... оценивающим, что ли?
– На берег этот я впервые ступил сегодня... – медленно произнес Торк. – Места здешние не знакомы мне.
– Да уж будь они тебе знакомы, – я и не пытался сдержать усмешку, правда, получилась она кривоватой, – ты б навряд ли выбрал себе такую дорогу.
– Здесь, – Торк мотнул бородой в сторону лачуги Паркера, – живут те, кто не любит гномов?
– Здесь, здесь, здесь... – я последовательно указал направо, прямо, налево и себе за спину, – живут те, кто не любит гномов, эльфов, орков, троллей, великанов и людей. Особенно – людей. Здесь не любят никого. Даже самих себя – толком.
– А ты, – с интересом спросил гном, – тоже не любишь даже себя?
Я пожал плечами.
– Я ведь живу здесь, корот... гном.
Торк отступил на шаг. Вновь скользнул по мне взглядом вверх-вниз.
– И не желаешь переселиться куда-нибудь в еще?
Он так и сказал – «в еще».
– Гном, – вздохнул я. – Один раз я уже попытался переселиться. За океан, в страну бескрайних возможностей для молодых и сильных. А из-за... но вышло так, что возможности эти для меня пропали еще на полпути.
Вот ведь... стоило сказать – и руки ожгло холодом, словно кандальное железо вновь коснулось кожи. Я потер запястье, и этот непроизвольный жест наверняка кое-что подсказал внимательно наблюдавшему за мной коротышке.
– Слышал я, что эта страна весьма велика, – заметил он. – Неужели...
– Я, как ты видишь, тоже не маленький, – перебил его я. – И бесследно раствориться среди людей мне так же трудно... как человеку среди гномов.
А вот сейчас улыбнулся гном.
– Скажу я тебе, Большой, – с ноткой торжественности произнес он. – Что не подозреваешь ты, насколько легко спрятаться человеку среди гномов. Разумеется, – добавил он, – если гномы захотят ему в этом помочь.
И совершенно по-человечески... подмигнул мне.
Думаю, грохот моего сердца сейчас можно было расслышать за три квартала. А остатков самообладания хватило лишь на то, чтобы опереться спиной о стену.
– Если... захотят...
– Я, Торк, – голос гнома звучал на удивление негромко... обыденно, – сын Болта, сына Шкоута, от имени и по воле Клана Дальних Весенних Пещер Белой Горы предлагаю тебе, именуемый Большим, стать другом Клана. Принимаешь ли ты наш дар?
– Да, – выдохнул я.
А потом вспомнил – Молли!
А еще мигом позже вспомнил, как сидел рядом с ней, когда она металась в бреду и раз за разом, час за часом пересыпал из ладони в ладонь горсть медяков... за которые любой мало-мальски приличный маг не взялся бы исцелять даже блоху.
Если... если я вырвусь сам, то смогу, обязательно смогу вытащить и её! Остаться же...
– Да, – повторил я. – Я принимаю твой... ваш дар. И, Торк...
– Что?
– Имя мне... – глупо, но я с трудом заставил себя произнести эти слова...
– Меня зовут Тимоти Валлентайн.
